О смерти, жизни и литературе

Лукас Берфус (Швейцария) представил в Беларуси свой роман «Коала», вышедший в минском издательстве «Паперус» компании «Беларуская прастора». Литературные чтения с участием автора и переводчика книги на белорусский язык Ирины Герасимович прошли в Брестской областной библиотеке и в Минске в Институте им. Гете.

Драматург и писатель Лукас Берфус считается одним из самых значительных современных немецкоязычных авторов. После окончания школы он пробовал себя во многих профессиях. Известность ему принесли пьесы, которые он писал по заказу театров Бохума, Базеля, Гамбурга. С 1997 года Л. Берфус – свободный драматург и прозаик. Его пьесы («Сексуальные неврозы наших родителей», «Путешествие Алисы в Швейцарию», «Тест») переведены на многие языки и ставятся по всему миру. Дебютный роман «Сто дней», вышедший в берлинском издательстве Suhrkamp, принес ему широкую известность как прозаику.

Роман «Коала» – о самоубийстве. В прошлом автор пережил смерть брата и попытался осмыслить, что же заставляет людей добровольно уходить из жизни. «Пытаясь постичь этот поступок, делая шаг за шагом вглубь жизни брата, исследуя собственное – и не только – молчание, раскручивая все смысловые клубки, которые попадаются на пути, автор создает уникальный многоуровневый текст, в котором под покрывалом повседневности пульсирует то, что имеет отношение к самому ядру жизни, – говорится в аннотации к книге. – Книга про самоубийства и поражения, она наполняет энергией и оптимизмом от осознания величия человека, который, заглянув в самую бездну, сумел об этом рассказать».

После завершения литературного вечера в Институте им. Гете в Минске Л. Берфус поделился с порталом БЕЛРЫНОК своими мыслями о жизни и смерти, о литературе и своем романе «Коала», за который автор в 2014 году получил Швейцарскую книжную премию.

О романе «Коала»

Если бы мне надо было избавиться от чего-то тяжелого, я пошел бы к терапевту. А с книгой… Дело в том, что это, наоборот, было обострением кризиса, потому что все время нужно было держать рану открытой, чтобы анализировать происшедшее.

Толчком для написания романа послужил абсолютно конкретный день – 12 марта 2012 года. Когда я с одним другом-литератором проводил несколько дней на юге Франции, вдруг откуда-то возникло слово «коала». Оно всегда завораживало меня благодаря своему звуковому облику. Если есть коал-а, значит, должны быть коал-б, коал-с… Вот с этого все началось. Я понял, что мне просто нужно следовать за этим словом.

Насколько роман близок к реальности? Дело в том, что история, которую рассказывают, как правило, уже сформирована, сформулирована. У меня всегда проблемы со словами «реально», «реальный», «реальность». Литература, в первую очередь, это погружение в пространство фантазии, поиск в нем определенных вещей и установление связи между этими вещами. И поэтому для меня литература не служит неким отражением, не отсылает к реальности. Для меня рассказывать историю – то же самое, что проследить сон.

Сон имеет абсолютно четкую внутреннюю логику. До тех пор, пока мы ощущаем причастность к тому, что происходит во сне, мы не ощущаем сна. Во сне мы сидим за кухонным столом, а этот кухонный стол на самом деле – корабль, на котором растут деревья, а на этих деревьях сидит… мама. Но как только мы выныриваем из этого сна и пытаемся рассказать о нем, вся внутренняя логика теряется. И каждый раз мы ощущаем это, когда за завтраком, когда голова еще полна ночных фантазий, пытаемся рассказать своим близким о том, что мы видели во сне. А они недоверчиво смотрят на тебя, кивают головами и говорят: ну да, может, что-то в этом есть. И мне кажется, что человек искусства – свидетель этой аффективно переживаемой реальности.

Имя есть знак

Nomen est omen – имя есть знак. Ничего, кроме имен нет, и то представление, которое мы составляем себе о мире, привязано к именам. А за ними ничего не скрывается. Мы должны расширить пространство, понять, но как бы то ни было, в какой-то момент мы наткнемся на границу того, что может быть поименовано, а за этой границей ничего нет.

С этого ведь начинается «Логико-философский трактат» Людвига Витгенштейна, в первом параграфе которого написано: «Мир есть все то, что имеет место», во втором – «Мир есть совокупность фактов, а не вещей». А заканчивается трактат не менее выразительно: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Люди пользуются понятиями, пользуются именами, чтобы осваивать мир, но, с другой стороны, мы должны помнить, что эти понятия и имена не сам мир. И в этом состоит гибридность человеческого сознания.

О смерти

Эта тема доминирует в жизни каждого человека. Не потому ли, что лишь осознание собственной смертности дает человеку свободу? Что бы ни происходило в жизни, ничего хуже смерти со мной не случится. И никто этого не избежит. Повседневные созерцательные размышления о собственной бренности побуждают размышлять о действиях человека. Но, знаете, тайна любви, тайна страсти занимают в моих книгах не меньшее место, чем тема смерти.

Что касается вопроса самоубийства в романе. Дело же не столько в самоубийстве, сколько в людской бессердечности и в агрессии. Возьмем, к примеру, коалу. История этого зверя – это история насилия.

Вообще представляется, что более смело – продолжать жить. И поворачиваться лицом к жизни. Я верю в последнюю волю человека – делать со своей жизнью то, что он считает нужным, и я верю в ответственность других людей – удерживать своего собрата.

О мере ответственности за ближнего

Стоики говорили, что беспокойство, забота о ближнем – это всего лишь тщеславие. Поскольку мы, заботясь о ком-то, не столько на самом деле заботимся о нем, сколько боимся собственных эмоций. Я не думаю, что так всегда происходит, но по крайней мере над этим стоит задуматься.

С другой стороны, Мартин Хайдеггер утверждал, что забота о ближних – одна из констант человеческого существования. Забота обусловливает нашу жизнь, но главное, чтобы мы своей заботой не определяли жизнь других людей. Нам приходилось слышать от разных авторитетных личностей, что они, дескать, беспокоятся о нас, что они желают нам только добра. И это всего лишь служило им прикрытием для того, чтобы забрать нашу свободу.

О лжи

Я поражен, что вы заметили, насколько мне неприятна ложь. Это связано с моей биографией. Мой отец был авантюристом в том смысле, что он всю свою жизнь только тем и занимался, что лгал и выдавал себя за нечто более значимое, чем был в действительности. И за это он немало лет провел в тюрьме.

А у меня есть возможность рассказывать истории, писать книги. Это, если хотите, возможность говорить о том, что не соответствует реальности, не рискуя попасть в тюрьму.

О читателях

Когда я пишу книгу, я не думаю о том, как она будет воспринята, какой эффект произведет на читателей. Если бы я задумывался над этим, мне, как писателю, пришел бы конец. Мне, собственно говоря, важно разделить с другими мой мир, мое восприятие определенных событий, мои ощущения – именно это меня занимает. Но даже если попытаться предсказать реакцию того или иного человека, реакцию на то, что я пишу, и какие чувства он будет испытывать по поводу написанного мною… Во-первых, это совершенно непредсказуемо, а во-вторых, это было бы покушение на право свободы восприятия.

Я думаю, мой читатель – это человек, которому я доверяю и который полностью доверяет мне. Именно эти узы доверия между нами есть самый существенный момент в наших отношениях. Читатель должен быть готов следовать за мною всюду, куда бы я его ни повел.