100 дней Николая Статкевича

Николай Статкевич вышел из тюрьмы, обладая моральным и политическим авторитетом, которого не было ни у одного из оппозиционных политиков как минимум со времен освобождения Александра Козулина в 2008 году. Неудивительно, что с именем Статкевича многие связывали большие надежды.

Те, у кого эти надежды действительно были, скорее всего, оказались разочарованы. Однако это не значит, что Статкевич в эти 100 дней потерпел фиаско.

Чего ждали от Статкевича?

Оптимисты видели в Николае Статкевиче человека, способного объединить оппозицию, прекратить бесконечные конфликты и скандалы в ее лагере и наконец вывести демсилы из кризиса. Логика здесь была предельно простая: Статкевич – общепризнанный герой, и поэтому к нему будут волей-неволей прислушиваться.

Однако Статкевич решил даже не пробовать заниматься объединением всей оппозиции. Судя по всему, экс-политзаключенный сразу решил исходить из того, что лучше создать эффективно действующую коалицию, которая объединяла бы меньшую часть оппозиционных структур, чем пытаться создать эфемерное общеоппозиционное объединение, которое каждый раз будет рассыпаться перед лицом первого серьезного вызова.

Первые шаги на свободе полностью вписывались в эту вполне ясную логику. Свое возвращение в белорусскую политику он начал с деления оппозиции на «правильную» и «неправильную», а также с агрессивной кампании против лидера «Говори правду» Андрея Дмитриева. Уже на 6-й день после освобождения Статкевич провел совместную с Владимиром Некляевым, Анатолием Лебедько и Павлом Северинцем пресс-конференцию, где политики озвучили общие подходы к текущей президентской кампании. Эту четверку сам Статкевич назвал основой будущей коалиции, однако за последующие 94 дня продвинуться в вопросе создания нового альянса так и не удалось. Данная «четверка» не просуществовала ни часа даже в виде протокоалиции: ни одного совместного действия или хотя бы совместного заявления с тех пор эти политики так и не сделали.

К создаваемой сейчас правоцентристской коалиции (Объединенная гражданская партия, движение «За свободу», Партия БНФ, оргкомитет по созданию партии «Белорусская христианская демократия») Статкевич и вовсе оказался непричастен.

Было бы большой ошибкой сказать, что резкое и бескомпромиссное поведение Статкевича только усилило раздробленность оппозиции, – к моменту его освобождения дробиться оппозиции и так было уже некуда. Однако не подлежит сомнению и тот факт, что созидательные способности экс-политзаключенного оказались равны нулю – он не то что не объединил всю оппозицию (этого делать он и не собирался), но не объединил даже часть демократических сил.

Что сделал Статкевич?

Однако от Статкевича ждали не только объединения, от него ждали еще и плана дальнейших действий. Погрязшая в апатии демократически ориентированная часть общества хотела услышать от экс-кандидата в президенты если не универсальную стратегию успеха, то хотя бы какой-то внятный план на ближайшее будущее. Все, что предложил Статкевич в ответ на эти ожидания, – это тактику расширения пространства свободы.

В рамках этой тактики в сентябре – ноябре Николай Статкевич провел серию несанкционированных акций протеста в центре Минска. Акции проходили под разными лозунгами и в разном формате. Единственное, что их объединяло, – личность Николая Статкевича и стремление с каждым разом предлагать все более смелый для белорусских реалий формат.

Эти акции так и не стали определяющим фактором в политической жизни Беларуси, и над их численностью, безусловно, можно иронизировать. Самая масштабная из этих акций – шествие национального флага от площади Свободы до площади Якуба Коласа 10 ноября – набрала всего лишь 800-900 человек. Однако, с другой стороны, никто, кроме Статкевича, не собрал бы сегодня в Минске на несанкционированную акцию даже такое количество людей.

До освобождения Статкевича сама мысль об уличных акциях протеста представлялась практически невероятной, ведь за последние пять лет была проведена просто тотальная зачистка протестного поля Беларуси. Политик, который начал бы всерьез рассуждать о митингах протеста в центре Минска, еще весной 2015-го рисковал бы показаться «белой вороной». Статкевич же за счет своего морального авторитета и политической воли снял табу с уличного протеста и вернул его в повестку дня Беларуси.

Не подлежит сомнению, что если бы борьба за расширение пространства свободы началась не в условиях политической «оттепели», то тактика Статкевича зашла бы в тупик уже на первом шаге (демонстрантам даже не дали бы собраться, растащив всех на «сутки»). Однако рискнуть сделать ставку на «улицу» даже в условиях «оттепели» мог только Статкевич – и он добился здесь больше, чем мог добиться сегодня любой другой оппозиционный политик.

Что мог сделать Статкевич?

Ожидания относительно действий Николая Статкевича были изначально сильно завышенные. Большинство нынешних критиков экс-политзаключенного будто бы выпустили из виду, что Статкевич вовсе не является волшебником и добиться успеха в ситуации, не предполагающей этого успеха в принципе, он был просто не способен.

Мог ли Статкевич объединить оппозицию? Безусловно, нет. Странно было бы даже предполагать, что весь многолетний клубок ссор и противоречий в оппозиции мог быть распутан одним человеком – пусть и обладающим большим моральным авторитетом. Для разрешения подобной сверхсложной задачи Статкевичу понадобился бы бесспорный политический козырь – мощная политическая структура за спиной, высокий электоральный рейтинг или десятки тысяч человек, выходящих по его призыву на уличные акции протеста. Ничего из этого у Статкевича просто не было. А моральный авторитет в политике – это такая вещь, которую весьма трудно конвертировать в конкретный результат.

Мог ли Статкевич вывести на улицу не сотни, а тысячи и десятки тысяч человек? Конечно же, нет. В условиях устоявшейся авторитарной системы, где уличный протест изначально поставлен «вне закона», люди даже в период «оттепели» не повалят на демонстрации и митинги лишь для того, чтобы отвоевать «пятачок свободы». Мобилизация людей на «улицу» сегодня возможна только в том случае, если на горизонте замаячит вопрос о судьбе верховной власти или просто произойдет неконтролируемый социальный взрыв. Ни того ни другого не предполагалось в данном случае и близко. Поэтому количество участников акций Статкевича вполне адекватно амбициозности задач экс-политзаключенного. 

Мог ли Статкевич предложить демократической общественности реальную стратегию успеха? Без сомнения, не мог. Любая перспективная политическая стратегия в условиях авторитарной системы должна базироваться на каком-то прочном фундаменте: высоком уровне протестного потенциала, единстве оппозиции, благоприятных внешнеполитических факторах или слабости власти. Ни одного из этих факторов в распоряжении Статкевича не было, поэтому следует признать, что в таких условиях никакой перспективной стратегии он предложить просто не мог.

Итого

Итоги 100 дней Николая Статкевича выглядят парадоксально. С одной стороны, он не сделал ничего, что повлияло бы на политическую ситуацию в Беларуси. Более того, он не сделал ничего, что даже в ближайшей перспективе могло бы повлиять на существующую политическую ситуацию.

С другой стороны, в нынешних общественно-политических реалиях Николай Статкевич и не мог ничего создать. Пожалуй, единственное, что реально мог сделать экс-политзаключенный, но так пока и не сделал, – это сколотить сколько-либо боеспособную коалицию, которая объединила бы хотя бы часть демократических организаций. Впрочем, даже создание такой локальной коалиции принципиально ничего бы не изменило.

Главное же достижение Статкевича заключается в том, что в эти 100 дней он не затерялся на оппозиционном поле, не превратился в памятник самому себе, а остался действующим и одним из наиболее влиятельных политиков в демократических силах. Исключительно благодаря политической воле Статкевича протест был возвращен на улицы Минска (пусть и в максимально скромных формах), а сам экс-политзаключенный сегодня воспринимается в качестве бесспорного лидера протеста. А это уже не самый худший из возможных результатов 100 дней.