100 лет революции: Справедливое распределение «конфиската»

Так уж сложилось исторически — население СССР даже в эпоху развитого социализма, даже в эпоху демократических преобразований большинством своим, отдельными «братскими нациями и народностями» или же социальными классами пребывало в перманентном состоянии «недоедания», или же переживало натуральный голод.

«Угроза изобилия»

Вообще, подводя итоги социалистического строительства в аграрной, например, экономике, можно сказать так — власти постоянно «угрожали» народу коммунистическим изобилием, но при этом держали его на голодном пайке. В буржуазном мире никогда не строились «амбициозные планы», но никогда в мирное время продовольственные трудности не перерастали в голод. Правительства этих стран старались обеспечить честную конкуренцию на земельном рынке и рынке продуктов сельского хозяйства. В неурожайные годы использовались резервные фонды, при иных чрезвычайных обстоятельствах правительства предпринимались меры по закупке продовольствия за рубежом.

Для советского правительства продовольственная проблема была, прежде всего, проблемой политической, решаемой таким образом, который максимально содействовал укреплению его власти. Уже ленинским Совнаркомом применялась соответствующая технология. Сначала создавались условия для нехватки продовольствия путем ограничения свободной торговли, а затем — организовывалось «справедливое» распределения конфискованных у крестьян и спекулянтов «излишков» среди сознательного пролетариата. Так укреплялся авторитет власти среди рабочих, и одновременно их ненависть к эксплуататорам. На языке политической пропаганды — к кулакам, крестьянам, укрывающимся от сдачи «излишков» продовольствия, необходимого для нужд городского пролетариата и бойцов Красной Армии.

Голодомор и блокада

Под предлогом чрезвычайных мер по ликвидации голода в Поволжье, Ленину удалось окончательно преодолеть антисоветское сопротивление РПЦ и подорвать ее материальную базу путем изъятия церковных ценностей. К слову (и к размышлению современных отцов РПЦ) эта акция не вызвала бурных протестов у «православного» люда. Позже эта «операция» была отнесена на счет самых гуманных мер, осуществленной Советской Властью.

Иван Владимиров. Реквизиция церковного имущества в Петрограде (1922 г.)

Даже в 70-е годы тема изъятых у церкви «бриллиантов для диктатуры пролетариата» в советском обществе рассматривалась лишь в качестве сюжетной линии «кина» про революцию.

Запрещая хлебную торговлю, можно было легко натравить доведенное до натурального голода городское население против крестьянина, который при любой не слишком обременительной для его хозяйства власти, практически всегда мог производить продукцию в достаточном количестве для себя и для продажи. По этой же схеме добивал крестьянство Сталин, которому, в общем, удалось создать в обществе атмосферу незаинтересованного равнодушия к осуществленному величайшему преступлению против человечности — Голодомору 1932-1933 годов — и фактически скрыть его от международной, в том числе и сочувствующей социалистическому эксперименту в СССР, общественности.

Но до сих пор Ленинградская блокада выставляется напоказ «своим» и «чужим».

Для «прогрессивной» западной общественности было вполне очевидным, что проблему достаточного и здорового питания всех членов общества давно решил капитализм, и потому ее, по определению, не может быть при социализме — более прогрессивном общественном строе. Доказательство тому они могли увидеть и в растущих поставках продовольствия из СССР, которое компенсировало потери европейских стран, связанные с вовлеченностью их сельского хозяйства в мировой кризис.

На самом деле было не так

В июне 1945 московский учитель Востоков написал письмо Николаю Вознесенскому — первому заместителю председателя Совнаркома (Сталина). В нем, доведенный до отчаяния отец семейства, приводил такие факты. Детям после 12 лет по продовольственным карточкам положено на день: хлеба — 300 гр, жиров — 6 гр, сахара — 3 гр, мясопродуктов (яичный порошок) — 20 (двадцать) грамм, и 20 грамм круп. «Вы, знаете, — писал учитель,- что среди детей и всего населения широкой популярностью пользуется анекдот об иждивенческой карточке. Будто бы на Крымской конференции между Рузвельтом, Черчиллем и т. Сталиным возник вопрос, какой казни подвергнуть Гитлера. Рузвельт предложил электростул, Черчилль виселицу, а Сталин предложил посадить его на русскую иждивенческую карточку. После ознакомления, что это за карточка, все трое пришли к единодушному мнению, что более суровой казни не придумать…».

Заметим, это не блокадный Ленинград, а победная Москва лета 45 года.

Далее сообщил Востоков: «Все дети разуты и раздеты. Необходимо ввести промтоварные карточки на получение детьми: ботинок, галош, пальто, костюма. Жене Черчилля показывали 175 школу г. Москвы. А Вы знаете, что чуть ли не все население Москвы участвовало в том, чтобы практично одеть на этот день детей. Одеждой и обувью надо снабдить и все остальное население. Я лично последний раз приобрел пальто, костюм и ботинки в 1928 году (при нэпе. — К. С.). С тех пор купить что-либо не имею никакой возможности. Износилось все до безобразия…».

Судьба автора письма неизвестна. Судьба адресата отражена в учебниках истории. В 1950 году Вознесенский был осужден по «ленинградскому делу» и расстрелян через час после вынесения приговора. Помимо участия в антипартийном заговоре большинству осужденных инкриминировалось и вредительство с целью снижения жизненного уровня трудящихся и обострения продовольственной проблемы.

Постановили ЦК и Совмин

После отказа от массовых репрессий в начале 50 годов партии коммунистов пришлось прибегать к другим мерам по решению продовольственной проблемы. Вплоть до принятия Постановления ЦК КПСС и Совета министров «О заготовке торфофекалия». Что, однако, не решило проблему урожаев. Но даже в самых бедных деревнях появились общественные многоочковые туалеты, куда крестьяне обязаны были ходить по «большой нужде». Там, где малосознательные колхозники по вековой привычке ходили «до ветру», бригадиры даже вели учет посещаемости сортиров, со всеми мерами колхозного принуждения к «увиливающим» от исполнения этого государственного задания.

То, что к началу войны сталинские закрома оказались пустыми, когда страна больше всего нуждалась в продовольствии, когда хлеб перестал быть только хлебом, оказалась неприятным эпизодом, поспешно списанным на вероломность нападения. Хорошо, союзники помогли, которые тоже прекрасно понимали значение хлеба для воюющей страны.

В своих записках Черчилль постоянно отмечал «шероховатости» предвоенной политики Сталина, имевшие, как оказалось, плачевные последствия не только для него самого, но и для Англии, онако никогда не опускался до откровенных упреков. Хотя вполне мог напомнить Сталину, который уже через несколько недель после начала войны настоятельно просил Черчилля об организации поставок СССР стратегических грузов, включая продовольствие, что СССР, вплоть до 22 июня отправлял эшелонами (через всю огромную страну) стратегические грузы в адрес Германии.

Очевидное для всего мира, невероятное для Сталина

Историки охотно рассуждают о различных вариантах, открывавших перед СССР возможности более успешного вступления в войну. Но большинство из них, вполне реальных для любого иного лидера, кроме Сталина, кажутся совершенно фантастическим, по сравнению с тем набором простых политических решений, которые могли бы уберечь Ленинград от блокады, даже при наихудшем варианте развития оборонительных операций на юго-западных подступах к городу. Вполне, впрочем, возможно, что при помощи материальных ресурсов и живой силы, бесполезно отвлекаемых на фронт никому не нужной финской войны, немецкое наступление можно было остановить и на дальних подступах к городу.

И тогда можно было избежать совершенно лишних жертв, как с советской, так и с финской стороны. В первую очередь, предотвратить гуманитарную катастрофу Ленинграда, в которой самым непосредственным образом воплотилась бесчеловечность советского режима, недальновидность политического руководства, абсолютная аморальность самого Сталина и созданной им политической системы. Но опять двойка… Сегодня поклонники генералиссимуса называют ее «вертикалью власти» и воссоздают для укрепления собственного политического господства в новых независимых государствах.

В исторической ретроспективе отчетливо просматривается непродуктивность отказа от предоставляемых историей демократических альтернатив, которая в конкретной политической практике затушевывается потребностями момента. По этой причине принимаются прагматические решения. По необходимости — простейшие, с целью получения быстрых результатов для определения оптимальных подходов. К сожалению, такая экономия времени и ресурсов не позволяет оценить потребности более важные и отдаленные.

«Навеки прирученные» на выход попросились первыми

Например, сегодня, вполне очевидно, что стратегический курс Сталина на, скажем мягче, достижение Советским Союзом доминирующего положения в Европе, оказался провальным. И в этом русле лежали все его тактические решения, благодаря которым он получал убедительные, на первый взгляд, преимущества перед своими «менее целеустремленными» оппонентами. Например, опьяненный успехами Ворошилов публично витийствовал: «всякие там Прибалтики мы в любое время при всех обстоятельствах сотрем в порошок». Но уже через полвека после «положительного упразднения» государственной независимости прибалтийских стран в связи с их «добровольным» вступлением в состав СССР, прибалтийские республики первыми попросились на выход. В итоге Советская система (вход — рубль, а выход — два) не смогла этому воспрепятствовать: выходящие так громко хлопнули дверью, что все государственное здание, в общем, завалилось.

Вот вам и парадокс — наиболее открытый протест в самой его опасной форме был высказан теми, которых, казалось, приручили навеки. Причем Литва, Латвия и Эстония, не оказавшие вооруженного сопротивления советскому давлению, «пропустившие» в Большой войне через свои территории, поочередно наступавшие и отступавшие немецкую и советскую армии, восстановили независимость без территориальных потерь, а Литва даже с приобретением Виленского края.

Прав был Бисмарк — в политике на самом деле многое определяется «железом и кровью», но в политике присутствуют высокие цели, во имя которых страна и народ организуют сопротивление в самых безнадежных ситуациях.