Модернизация в режиме хромающих решений

В расколотом обществе колебания между либерализацией и «закручиванием гаек» являются не исключением, а правилом.

Начну с популярного советского анекдота: «Вы колебались когда-нибудь? Да, но только вместе с линией партии».

Почему в такт с линией партии колебались миллионы рядовых коммунистов, понять несложно. Для человека с мифологическим сознанием, пожалуй, самым страшным являлось испытание неопределенностью, вызывавшее ощущение всеобщего краха и хаоса. Человек с таким сознанием не мог оставаться наедине с самим собой. Ему требовалось приобщиться к чему-то или к кому-то, воспринимаемому в качестве «полюса порядка».

Проиллюстрирую данное утверждение цитатой из «Воспоминаний» рейхсминистра вооружений и боеприпасов гитлеровской Германии Альберта Шпеера: «Примерно в тоже время матушка моя наблюдала шествия отрядов СА по улицам Гейдельберга: демонстрация порядка в годину хаоса, проявление энергии в атмосфере общей безнадежности покорили и ее; во всяком случае, не прослушав ни одной речи, не прочитав ни одной статьи, она вступила в партию».

Какая партия в 20-е годы ассоциировалась у большинства немцев с порядком, полагаю, читатели уже догадались. Что было потом – хорошо известно: за что боролись, на то и напоролись.

Демократическая диктатура

Но почему колебалась линия партии? Что заставляло ее основателя, человека, который «видел далеко, на много лет вперед», уже будучи облеченным всей полнотой государственной власти, периодически совершать повороты на 180 градусов?

По мнению историка Александра Ахиезера, Ленин разделял «основное заблуждение интеллигенции», т.е. веру в способность народа, освобожденного от угнетения начальства и эксплуататоров, самостоятельно наладить свою жизнь. Конкретное воплощение этой идеи заключалось в абсолютизации советов и представлении о строительстве социализма как о «живом творчестве масс».

Однако, главным итогом «триумфального шествия советской власти», старт которому был дан 7 ноября 1917 г., стал распад страны. Иного и нельзя было ожидать. Советы – это современный аналог вече, т.е. органа управления локальных догосударственных сообществ.

Для тех, кто в этом сомневается, напомню, что через 73 года история повторилась. Статья 6 Конституции 1977 г. законодательно закрепляла за КПСС роль ядра политической системы страны. Ее отмена, соответственно, оставила страну без ядра, но с периферией в виде Верховных Советов республик. Ничего иного, как объявить себя единственными источниками власти, сделать они не могли. Всевластие 15 Верховных Советов и означало де-факте и де-юре распад СССР.

Но вернемся от второго «триумфального шествия советской власти» к первому. Для подорванной войной экономики оно имело катастрофические последствия, т.к. переход власти к советам на местах на практике открывал возможность не соглашаться с решениями любого высшего уровня власти. Фактически это означало провозглашение беззакония.

Реакция массового сознания не заставила себя долго ждать. Она сформировалась в виде запроса на «порядок» и «сильную власть» (знакомая картина, не правда ли?).

Ленин этот запрос оформил в виде теоретического откровения, оправдавшего переход к политике Военного коммунизма: «Решительно никакого принципиального противоречия между советским (т.е. социалистическим) демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет».

Стихийная уравнительность с ее силовым изъятием «излишков» хлеба у крестьян быстро перешла всякие разумные пределы. Но голод не тетка, пирожка не поднесет. Он заставил общество повернуться к ценностям торговли, основанной на частной инициативе. Этот поворот был интерпретирован Лениным как новая экономическая политика (НЭП). Осознав очередную перемену в настроении масс, вождь мирового пролетариата заговорил о необходимости «учиться у крестьян способам перехода к лучшему строю и не сметь командовать».

В расколотом обществе, застрявшем между архаикой и модерном, подобные колебания являются не исключением, а правилом, потому что активизация позитивных ценностей в одной части общества стимулирует активность другой его части.

По заветам Ильича

Решения, принимаемые властью в условиях «социокультурного колебательного контура», всегда непоследовательны, всегда паллиативны. Соединяясь в цепочки, они запускают циклы, когда каждое текущее решение девальвирует предыдущее и ограничивается следующим и т.д. Налицо особый тип хромающих решений.

На принятие таких решений и была заточена «партия нового типа», которая, вопреки сложившемуся мнению, не вела за собой, а следовала за колебаниями массовых настроений как нитка за иголкой.

«Партия нового типа» почила в бозе, но, как справедливо отметил Лукашенко в поздравлении со 100-летним юбилеем Октябрьской революции, сформированные под ее руководством социально-экономические принципы «легли в основу развития промышленного, научного, сельскохозяйственного и социального потенциала современного белорусского государства».

Как тут не вспомнить свежеиспеченный пакет документов, направленный на раскрепощение деловой активности белорусов. Я бы не советовал устраивать по данному поводу бурные и продолжительные аплодисменты. Раскрепощение, свидетелями которого мы стали, есть ни что иное как реакция на перегибы политики «держать и не пущать». Поэтому нет ничего удивительного в том, что борьба с перегибами породит новые перегибы, но с противоположным знаком. На этом цикл запретительно-разрешительных решений не завершится. Подпитываемый энергией раскола, он будет повторяться вновь и вновь.

И так по всему спектру решений, принимаемых на высшем уровне. Поэтому вполне понятно, что волна либерализации, в очередной раз накрывшая Беларусь, схлынет. И вместо развития рыночных отношений власть с удвоенной энергией займется административным распределением ресурсов (например, принудительным направлением работников госпредприятий на сельхозработы).

Разделяй и властвуй

То, чем сегодня занимается Лукашенко и К на первый взгляд можно принять за попытки скрестить ежа и ужа (государственную монополию на хозяйственную деятельность, основанную на доэкономическом традиционализме с развитием частной инициативы и товарно-денежными отношениями).

Скрещивание, как подсказывают словари, – это один из методов селекции растений и животных, в процессе которого естественным или искусственным путем соединяются два разных генотипа. Но то, что мы сегодня наблюдаем, скорее напоминает политику мирного сосуществования государств с различным общественным строем, с той лишь разницей, что оба «строя» находятся внутри одного государства.

Для понимания специфики момента обратимся к опыту Ивана Грозного, разделившего страну на опричнину и земщину. Слово «опричнина» происходит от древнерусского «опричь», что означает «вне», «отдельно». Тут мне понадобится помощь историка Юрия Пивоварова: «Иван IV придумал следующий механизм. Большая – в количественном отношении – часть страны живет, вроде бы, как и жила, в рамках привычных, традиционных форм. А рядом создается новое общество, которое освобождено от этих форм и которому все позволено».

Если бы Иван IV (Грозный) попытался запатентовать свою политическую инновацию, то, скорее всего, его постигла бы неудача, т.к. патент на принцип удержания власти «разделяй и властвуй» был получен отцом Александра Македонского царем Филиппом (359-336 г. до н. э.).

Современная белорусская «опричнина» (кавычки тут будут уместны) формируется, во-первых, из отраслей экономики (мобильная связь, IT, современные финансовые услуги), в которых отсутствуют государственные монополисты, а частный бизнес не просит у государства денег для своего развития. Во-вторых, из малого бизнеса, расположенного вне крупных населенных пунктов, т.е. на территориях, на которых «государство для народа» больше не способно обеспечивать продекларированные социальные стандарты.

Большая же часть белорусской экономики («земщина») продолжает функционировать как и прежде. Ее вклад в ВВП на третьем десятке лет существования белорусской модели составляет около 70%. Без государственной поддержки ей не выжить. Поэтому не прекращается поток гонцов в Администрацию президента и Правительство с просьбами о реструктуризации старых долгов и предоставлении новых кредитов на льготных условиях.

Мирное сосуществование двух систем, вопреки предсказаниям оптимистов, не завершилось их непосредственной конвергенцией (от лат. convergo «сближаю»). Социалистическая система формально прекратила свое существование. Однако победу капитализма (рыночной экономики) еще рано считать полной и окончательной. Если Ленин шел от непоследовательного, противоречивого подчинения всей хозяйственной, политической и т.д. жизни в Российской Империи к последовательному подчинению государству-партии, то его правопреемники в Беларуси вынуждены сделать шаг назад, согласившись на ослабление контроля… в отдельных отраслях экономики.

По поводу устойчивости такого гибрида имеются большие сомнения, т.к. любой форме авторитаризма трудно удержаться в рамках, пусть даже самим авторитарным режимом для себя любимого и установленных.

Но и логики перехода от индустриальной экономики к постиндустриальной никто не отменял. Доля работников, занятых в сфере услуг (60% в 2016 г.), продолжит свой рост, а вместе с ними будет увеличиваться и вклад «опричнины» в экономику. Успешных же попыток управлять постиндустриальной экономикой авторитарными методами история не знает, несмотря на то, что такие попытки предпринимались неоднократно.